Гномон. Теория неврозов. (Продолжение). Исчисление Алефов

26.
Возможно ли вечное блаженство?
Теоретически да. Практически – возможно, да, возможно, нет.
Но что такое блаженство? Никто этого не знает, хотя все к нему стремятся.
Упростим задачу, соотнеся блаженство и любовь. Любовь мы себе уже некоторым образом представляем (см. соответствующие разделы) – как состояние бессмертия и экстатичности.
Бессмертие – это, разумеется, бесконечность.
В предыдущей части мы выяснили, что в категории бесконечности живёт лишь Бессознательное, в то время, как сознание ассимметризирует, квантует, разделяет, анализирует, отделяет, сепарирует, что очевидно – достаточно описать прожитый день, дабы убедиться в том. В любом случае наше описание будет касаться перечисления конечного числа эпизодов в их хронологической последовательности: подъём – туалет – завтрак – работа – обед… - отход ко сну. Мы словно бы делаем прыжки от одного события к другому, оставляя между ними пустоты. Обозначим понятие пустоты символом (). Тогда получим запись:
Подъём()Туалет()Завтрак()Работа()Обед() События Х()У()Z()Отход ко сну.
Мы не можем воспроизвести некое наше времяпрепровождение никаким иным способом, кроме как через квантование, в результате которого неизбежно образуются зияния, лакуны, бреши, пустоты, и какие бы "практики осознанности" мы не применяли, всё равно, эти дыры вытесненного будут присутствовать. Хотя обыкновенный здравый смысл подсказывает, что () – это () в нашем обыденном восприятии, но в восприятии Бессознательного () – это (…).

Получается, что если мы и испытываем чувство блаженства, то в виде некой сиюминутной точки, всплеска, эпизода, мига, мгновенья, которое хочется остановить, но не перманентно пребывающего состояния. По тем или иным причинам происходит его прерывание.
Что же является таким "прерывателем"?
Как это ни парадоксально, но прерывателем блаженства является – счастье…
Впрочем, парадокс легко разрешается, если исследовать этимологию слова: "Счастье" происходит от индоевропейской праформы Skey – "отсекать", "сечь". Отсюда и – "час" (и "часть" тоже). То есть "Счастье" – понятие, отражающее процесс дробления, рассечения, внедрения времени, квантования, сепаративности. Но мифологически со временем соотносится мрачный Хронос, жестокий Сатурн, механически и безжалостно орудующий своим серпом – как инструментом смерти.
Тогда возникает вопрос: почему человек так страстно желает счастья, которое для него же в результате оборачивается "несчастьем", а в нередких случаях – и реальной катастрофой?

Вспомним, что первым, базовым и фундаментальным страхом человека является страх уничтожения, аннигиляции. Возможно, даже более точным было бы определить данное состояние как – Ужас, и этот хоррор закладывается как первоначальная энграмма, как онтологический патос человеческого существования. Приходящая любовь со стороны матери его покрывает (вспомним Ап. Павла, у которого "любовь всё покрывает"), растворяет. Но не уничтожает. Потому что ужас невозможно уничтожить. Ибо ужас бесконечен. Он есть изначальный Алеф человека – Алеф-ноль.
(Позаимствуем из теории множеств термин Алеф для обозначения понятия "Бесконечность")

Итак, приходит мать, и в неё ребёнок, по Уилфреду Биону, как в контейнер, сбрасывает все свои смятения, хаос, муку, боль.
Однако: 1. Мать не бесконечна, и любовь её также не бесконечна. 2. Мать может отказаться контейнировать состояние ребёнка, выставить защиту и, таким образом, отправить младенцу обратно все его хорротические наваждения. 3. Мать парциальна. Её существование не непрерывно. Она периодически отлучается, и во время её отсутствия вновь Алеф 0 окутывает ребёнка, погружая его в своё чрево, как кит, поглотивший Иону.
Вместе с тем, не смотря на то, что любовь матери паллиативна, она срабатывает как своего рода "прерыватель" радикального и непрерывнотекущего ужаса.

Но, как было сказано, ужас никуда не уходит. Он лишь "покрывается" любовью, оттесняется, оттеняется.
С другой стороны, если происходит соприкосновение любви и ужаса, а оно происходит, подобно тому, как происходит соприкосновение защищающей рубашки с поверхностью тела, то можно говорить о некой общей зоне контакта любви и ужаса, что в символической форме можно записать так: (Алеф 0)*Любовь 1, где Любовь 1 есть материнский объект и его любовь.
"Ноль" означает идею примордиальности, изначальности с одной стороны, и некое пространство перехода от "минус-реальности" (например, Инобытия пренатальной эпохи) в "плюс-реальность" мира постнатального. То есть, ноль в данном случае символизирует пограничную территорию, состояние между мирами, промежуточный космос), беспредельное "Ничто" между двумя "чем-то": 0- и 0+.
Поэтому любая мать, независимо от того имеется переживание "плохой груди" или "хорошей груди" (в теории Мелани Кляйн), воспринимается всегда амбивалентно: одна часть её – любовь-защита, другая – любовь-хоррор (хорротическая любовь).
Хорротическая любовь хорошо известна по произведениям романтиков, в которых ярко выражается аспект её тёмного культа с обязательным присутствием наваждения, страдания, порыва в сторону Танатоса. Это: любовь-смерть, любовь-ненависть, любовь-нуар, любовь-самоистязание, любовь-надрыв, фатум-страсть, сладострастие садомазохизма, любовь-томление, любовь-искушение, любовь-саморазрушение, "либидоморт", захватывающий душу женщины в истому лилитического аспекта, а мужскую душу – в плен Лилит, это – Ситра Ахра ("другая сторона") каббалистов, чёрное солнце Тагирион, самосожжение в пылании инфернальной плазмы, любовь-схизис – фрагментирующий душу на множество разбегающихся гигантских "я"-карликов, теневых субличностей-недотыкомок…
В этом смысле можно понять Гурджиева, который говорил – человек любит то, что ненавидит, и ненавидит то, что любит.
И в этом смысле можно принять, что хорротическая любовь – это тоже любовь. Почему? Потому что слова "любовь" и "лютый" – однокоренные и оба восходят к индоевропейскому корню Leu – "быть возбуждённым". Возбуждение же само по себе "веет, где хочет" и может быть направлено в любую сторону, в том числе, и в сторону Танатоса, делая последний не столь ужасающим и гнетущим, ибо в чистом виде смерть - это ад.
Лютая любовь, любовь-хоррор по сути своей психотична. Но, как известно из психиатрии, психоз являет собой защиту от депрессии (а депрессия – защиту от психоза). Но что такое депрессия в онтологическом смысле? Ад. Интересно, что в греческом языке слово "ад" (ado) интерпретируется как "место гнетущей неопределённости", то есть, психиатрически говоря, ад – это тревожная депрессия.
Интересна параллель и с гомеопатической теорией миазмов, среди которых выделяется также Люэтический миазм (Lues – Люэс – Сифилис. Тот же корень – Leu?), который в описании своей психической составляющей сходен с приведёнными характеристиками хорротической любви. (Люэтический миазм не обязательно, совсем не обязательно выражает связь с сифилисом физическим, можно и не болеть им, но при этом быть носителем люэтического состояния. Миазм понимается в большей степени как характеристика психоэнергетическая).
Итак, Любовь – Лютая – Люэтическая – это тоже любовь, но, быстро отпылав, она возвращает её участников в Ужас, в окончательный распад и тотальное ничтожение, однако, пока она пылает, она эротизирует этот ужас.

В данном месте наша теория расходится с теорией Фрейда о влечении к смерти.
Человека не к смерти влечёт, а к Ужасу. Но не к чистому ужасу как таковому, а к той его стороне, которая сцеплена с любовью, обозначенной нами понятием "хорротическая любовь", истоки которой мы проследили выше. Обозначим её как Алеф1. Здесь дискретная любовь приобретает качество Алефа, поскольку образует единый ассоциат с бесконечностью, с бесконечностью ужаса. В символической записи: Алеф 1 = (Алеф 0*Любовь 1).
Исходя из сказанного, становится понятна тяга человека к так называемым острым ощущениям, которые проявлены на грани любви и ужаса. Равно, как и суицидальное поведение - продиктовано не волей к смерти, а желанием войти в Алеф1, точно также, как и – алкоголизм, наркомания, война, в общем, любое деструктивное проявление человека.
Аналогичное можно сказать и о периодических разрядах ненависти друг к другу партнёров, идущих к отношениям любви: когда по тем или иным причинам срабатывает триггер Алефа 0 одного из них, или обоих - в качестве защиты от примордиального ужаса актуализируется Алеф1 – Либидоморт, импульс хорротической любви

29.
Теперь вспомним окончание предыдущей главы – проблема, если она существует, то она, в принципе не разрешима. Её невозможно ни проработать, ни переосмыслить, ни скорректировать. В этом смысле она подобна Хоррору, который, будучи фундаментальной бесконечностью, просто есть. И он есть Онтос Ужаса. Если нечто наличествует, существует, то это может быть – уничтожено, разрушено, изжито, видоизменено, но все приведённые меры не применимы к бытию. Здесь можно построить простую параллель – публикацию в интернете. Допустим, я нечто опубликовал, потом удалил запись. Но, уничтожив запись, я не уничтожил информацию. Если последняя попала в виртуальное пространство, то может быть аннулирована вместе со всем пространством. В этом плане бытие сопоставимо с информацией, а сущее – с опубликованной записью.
Любовь1 (материнская любовь) не способна удалить Алеф 0. Она может его вытеснить, оттенить  - или через эпизодическое счастье, или через нашествие Алеф 1, но в любом случае давящий Хоррор снова проступает в Горизонте Событий субъекта.
Вместе с тем, если внимательно приглядеться к психодинамике смены состояний, то можно обнаружить один нюанс, проявляющийся в условиях спонтанной "саморегуляции" событийного поля. И данный момент заключается в том, что мы как бы "переносимся" из одного пространства переживаний в другое – словно срабатывает неведомый нам переключатель, и мы оказываемся на другой "волне".
Подобный переход назовём Трансгрессией.
Итак: проблему не решают, не уничтожают, от проблемы не уходят, не убегают, от проблемы – трансгрессируют.



Продолжение следует